— Олег Васильевич! — укоризненно прошипел Никодим, — да есть ли в вас что-то святое?
— Конечно, есть, — сразу откликнулся я, — я бы хотел, чтобы мои папа и мама были всегда живыми и жили вечно, и чтобы они всегда были здоровыми.
— Да вы понимаете, что тот, кто о нас ежеминутно думает, тот должен жить вечно, — с раскрасневшимся лицом произнес Никодим.
— Кому должен? — спросил я.
— Мне, вам, всем, — сказал сотрудник госбезопасности.
— Мне он ничего не должен, — сказал я, — хотя, нет, должен переизбираться в соответствии с Конституцией и уступать дорогу другим политическим силам, которые наиболее популярны в нашем народе.
— Ну вот, вы все на политику перевели, — чуть не заплакал Никодим, — у нас дело-то неполитическое.
Я его понимал. За такой разговор по головке не погладят. Прослушают звукозапись и надерут ему задницу по первое число, как он, специалист широкого профиля, не удержал инициативу разговора в своих руках.
— Поймите, — сказал Никодим, — дедушка вашей родственницы был непростой человек, работал вместе с заместителем Дзержинского Бокием.
— И получил за это иконостас орденов, а Бокий пулю в лоб, — подхватил я, — а вот почему так получилось, не известно.
— Только между нами, — шепотом сказал Никодим, — дедок тот работал над какой-то важной проблемой, а вот над чем он работал, в архивах не сохранилось, потому что бумаги все подшиты были к уголовным делам, а после расстрела тех сотрудников все дела были уничтожены. Как говорится, концы в воду, а с концами и серебро фамильное выплеснули в помойную яму. А потом и дедок дуба дал.
— Какое серебро? — не понял я.
— Да это так говорится, когда важное выкидывается вместе с второстепенным, — пояснил мне офицер, — то есть алмаз зарыли на скотном дворе, это тоже иносказательно. Поэтому мы и пригласили вас, чтобы обратиться к вам как к патриоту, правильно понимающим цели и задачи нашего социального государства оказать нам конфиденциальную помощь в освещении всего того интересного, что найдется в вашем новом доме.
— Так, — сказал я, — интересно, в отношении кого работает наше социальное государство? Я так считаю, что только в отношении олигархов и дружбанов, которые сидят во власти. Это первое. И второе, вы предлагаете все, что мне достанется в этом доме, тащить к вам и делиться? Так я ничего не обязан тащить к вам, все, что в моем доме, то оно мое и есть.
— Олег Васильевич, — взмолился Никодим, — так трудно с вами говорить. Вы все понимаете, но разговор вертите, словно клубок шерсти и непонятно, что будет с другой стороны клубка, то ли острая спица, то ли мягкая шерсть. Мы просим вас проинформировать вас, если в доме будут происходить какие-то непонятные и сверхъестественные явления и, если кто-то из странных людей будет приходить к вам.
— Странные люди уже приходили, даже при мне, — сказал я.
— Как, кто?! — чуть ли не закричал чекист, — что говорили, что спрашивали, как представлялись?
— Представился Мардатом, — сказал я, — приходил в сопровождении своих мордоворотов и еще милиция его охраняла за забором. Требовал, что старушка продала ему дом и пригрозил мне большими неприятностями, если я откажусь продать ему дом.
— Хорошо, я передам руководству об этих фактах, — сказал Никодим официальным тоном и тут же ласковым голосом предложил, — а, может, мы с вами напишем расписочку о том, что вы обязуетесь хранить в тайне содержание нашего разговора с нами и что в целях конспирации вы подпишете этот документ не своим именем, чтобы никто не узнал, а другим, например — Сильвестр.
— Да ну, еще писать чего-то, — сказал я, — тут за день так напишешься, так что на буквы смотреть тошно, да к тому же, я печатаю на компьютере и писать вообще разучился. Обойдемся и без бюрократии. Конечно, я вас проинформирую, когда снова придет Мардат или его подельники. Да и вообще буду информировать, когда ваши союзники будут приходить.
— Они не наши союзники, — хмуро сказал молодой человек, — они стараются нам вцепиться в спину, так как мы самые неподкупные и самые верные и объективные органы, стоящие на страже законности.
— Согласен, — сказал я, — вы уж там держитесь, вся надёжа только на вас.
Вероятно, что мое появление в этом доме нарушило какие-то далеко идущие планы многих людей. Пока была тишина, никто и не беспокоился. Старушка никого не тревожила, бумаги не ворошила, учеников деда не искала и все было тихо и спокойно. И тут появляюсь я. Весь белом посреди этого навоза и люди задергались.
Они надеялись на то, что в тишине и покое разберут все по щепочке и сделают вывод, что в доме ничего интересного не обнаружено, а потом продадут этот дом Мардату. Или Мардат предоставит возможность осмотреть всё за то, что его никто трогать не будет, опасаясь крышевания со стороны одной из специальных структур.
Поэтому мне нужно поторопиться, потому что Клара Никаноровна, несмотря на то, что хорохорится и показывает себя энергичной, не очень сильна в здоровье. Знакомые врачи сказали, чтобы мы за ней внимательно доглядывали и старались уберечь от сквозняков. Простая простуда может осложнить все дело.
Я еще раз обошел внутренний периметр усадьбы и поразился увиденному. Дедок знал толк в фортификационном строительстве и понастроил столько, что мне и самому нужно быть острожным, чтобы не упасть в яму в самом неподходящем для этого месте. И ямы были на предохранителях, которые открывались на ночь. Клара Никаноровна сама показала, что и где. Показала и выскакивающие из забора жердины, которые после удара возвращались на место, и металлические штыри, которые выдвигались из тесовых штакетин при надавливании на них.