Я уже подбегал к роще, как услышал за спиной насмешливый голос:
— Эй, мужик, стой, посчитаться надо.
Сзади меня стояли ухмыляющиеся Мыкола с Василем, многозначительно постукивающие своими резиновыми дубинами по руке.
Почему-то в органы внутренних дел набирают самых мстительных и склонных к насилию людей с маниакальными чертами характера. Чему удивляться, когда слышишь сообщение, как яицилим входит в гастроном и начинает отстреливать посетителей как куропаток. Люди, которые в человеке не видят человека, это делают без зазрения и угрызений совести.
А у Мыколы с Василем свои счеты со мной. Похоже, что они оба из братской нам республики, получившей незалежность в результате распада великого государства. А тут мужик с именным маузером, и, хотя он не угрожал этим пистолетом, но мало ли что могло произойти, если бы они продолжали проявлять агрессивность в отношении меня. Тогда они снивелировали предыдущую агрессию в отношении меня, направив ее в отношении себя, огрев друг друга палками по спине. И били, надо сказать, с удовольствием, примерно так же, как били бы меня.
— За что посчитаться? — спросил я.
— Сам знаешь, — зловеще сказал Мыкола.
Из всех бывших братьев самыми лучшими являются те, кто не жил в составе СССР и кого не делали ранее не существовавшей нацией, ненавидящей русских.
— А если я с вами посчитаюсь? — раздался сзади скрипящий голос Гудымы. — Я вам сейчас проковыряю дополнительные дырки где надо. Вы чего-то подозрительно часто стали попадаться мне на глаза, — вкрадчиво заговорил чекист, поблескивая именным маузером, который явно был опознан обоими яицилимами.
— Да что вы, товарищ Гудыма, — стали оправдываться яицилимы, — мы тут случайно и товарища вашего тоже случайно встретили, не опознали сначала.
— А ну, брысь отсюда, чтобы глаза мои вас не видели, — сказал чекист и махнул маузером. — Крышуют всех, и национальную преступность, и этническую преступность. Какой-то аморальный интернационал.
Яицилимов как ветром сдуло. Вот и думай тут, кто же все-таки охраняет безопасность граждан? По-моему, вообще никто. Организованная преступность поддерживает какой-то баланс между ночной и дневной властями, стараясь держать на определенном уровне уровень напряженности в народе, чтобы он не восстал и не наподдавал и ночным, и дневным, и вообще всем тем, кто мешает людям жить. Тогда всем мало не покажется. Из среды народной вырастут новые наполеоны, тутанхамоны и суворовы с кутузовыми.
— Пошли, — сказал Гудыма и бесстрашно бросился в кусты. — Мы здесь будем в безопасности. Никто сюда не сунется.
Пройдя метров пятьдесят, мы вышли на берег озера и увидели мостки примерно в том месте, где я десантировался на берег.
— Придется тебе прыгать здесь, — сказал Гудыма, — разрушенное место осторожненько пройдешь по боковым жердям. По-другому нельзя. Если мы сдвинемся в сторону по берегу, то я попаду черт знает куда и в неизвестно какое время. Я уже это пробовал, а потом по сантиметрам проверял расстояния, чтобы попасть туда, откуда выходил.
— А ты что, не пойдешь со мной? — спросил я.
— А что там у вас делать, — ответил Гудыма, — я уже прижился здесь, здесь моя жизнь, а в твоей жизни меня вообще нет. Может, я даже до ворот с тобой не дойду, исчезну как фантом, а мне этого не хочется. Хочется еще пожить, почувствовать, что я существую и все мои органы фунциклируют как надо.
— Ладно, — сказал я, — а почему другие люди не видят это озеро? Оно же никуда не девается. Увидят его простые люди, выловят и сожрут в ухе всех страшил водяных, а потом и будут шастать туда и сюда, кто князю Владимиру по сопатке даст за крещение, кто за Мамаем станет гоняться, чтобы с ним сфотографироваться, монголо-татар вооружат современным оружием и пойдут завоевывать Европу до океана…
— Вот поэтому Бог и не дал рогов бодливой корове, — сказал Гудыма. — Я точно не знаю, но старик Олигерьев что-то говорил о том, что у каждого человека есть в организме частота колебаний и вот если эта частота совпадет с частотой двери, то человек может попасть туда, куда нормальный человек попасть не может. Мы живем в трех измерениях, а в четвертое измерение нам ходу нет, потому что четвертое измерение доступно только нашим душам, когда они покидают наши тела в момент смерти. И вес души как вес пули, девять грамм. Вот и получается, что мы с тобой постоянно ходим по грани, как по лезвию острой бритвы, и поэтому наша душа как бы уже не в нас, но все же пока еще находится в нас, но на краю и близко к границе нашей ауры. И таких людей очень мало.
— Но почему я сам не могу найти это озеро? — спросил я.
— Тут тренироваться надо, — сказал чекист, — потому что озеро это может возникнуть в любом месте, где ты находишься. И оно возникает только тогда, когда ты очень хочешь его найти, усиливая частоту своей души. Давай помогу тебе перепрыгнуть на мостки, а то мне идти нужно. Знаешь, как в нашей среде? Тебя два часа нет, а там за трон нешуточная борьба разгорается с поножовщиной и стрельбой. Нужно порядок наводить.
Мы нашли крепкую ветку, Гудыма помог ее натянуть в сторону берега, затем хлопнул меня по плечу, и я полетел в сторону мостков. Приземлился удачно, помахал рукой чекисту и пошел к дому.
Гудыма тоже не стал задерживаться и исчез в густых зарослях.
Через пять минут я уже был у дома и открывал замок спрятанным в срубе ключом.
Я не любитель диких сериалов о том, что милиция обладает самым совершенным оборудованием, чтобы выявлять преступников по их чиху на месте преступления, поэтому я и не стал делать соскобы из-под ногтей, чтобы, положив их в полиэтиленовый пакет потом когда-нибудь доказать свой факт пребывания при дворе Владимира Красное Солнышко.