Тьма распространяется при помощи таких же частиц, которые я назову обскурами от греческого obscuro — темнота. Или дарками от английского dark — тьма.
Если теоретически возможно создание фотонного движителя космического корабля, развивающего скорость в триста тысяч километров в секунду, то точно так же возможно создание обскурного (дарконного) движителя с такой же скоростью.
Возможно, что соединение света и тьмы в одном движителе позволит нам перемещаться по космосу с субсветовой скоростью.
И еще, если подумать, маленький источник тьмы на ярко освещенной территории будет невиден, точно так же как будет невидим и объект, который затемняем. То есть, здесь есть зацепка для выяснения правдивости старых сказок о шапках-невидимках.
Кстати о Луне. Тут совсем недавно один российский деятель сказал, что Россия закрепится на Луне основательно и колонизация Луны есть стратегическая задача нашей страны. Как бы нам на Земле из-за Луны не передраться со всеми, как мы дрались на сходняке в раю из-за Крыма.
В темноте много не порассуждаешь. В темноте быстро развивается клаустрофобия. Вроде бы вокруг много места, а человеку кажется, что он в тесном ящике и сразу начинает задыхаться. Если кто-то стоит рядом и касается тебя, то вы вдвоем расширяете темное пространство.
— Всем взяться за руки, — скомандовал я. — Измеряем ширину тоннеля.
Ширина тоннеля оказалась примерно три метра, высота — два с половиной метра. Физически подготовленные омоновцы легко измерили высоту, встав друг на друга. Сейчас можно идти вперед, правда, не известно, что там впереди. Там могут быть и ловушки типа колодцев. Все фараоны этим грешили. Идешь к нему в гробницу, без электричества, тишина и вдруг падаешь в колодец, расшибаешься и предстаешь на том свете перед хозяином, который тебя и спрашивает, а чего ты хотел найти в гробнице? Скажи и слуги сейчас же это принесут. А вот только нужно ли тебе это сейчас. А мы сейчас пытаемся выйти на наш свет, но нам нужно пройти еще один тот свет. Получится ли?
Мои размышления прервал сдавленный крик матерными словами, как будто кто-то и кого-то стукнул дубиной по лбу.
— Что случилось? — крикнул я шепотом.
— Стена, — так же шепотом ответили мне.
Стена. А вдруг это какой-то хитрый лабиринт и сейчас из-за поворота выскочит минотавр и начнет давить всех копытами и поднимать на острые рога.
Если мы в лабиринте, то нужно прижиматься к одной стене и идти вдоль нее, заходя в тупики, в карманы, но, в конце концов, ты все равно найдешь выход. Но сначала нужно обследовать стену. Никогда нельзя переходить ко второму этапу, не закончив первый, то есть, не изучив препятствие на нашем пути.
Методом пальпации мы ничего не изучили. Стена как стена, ни ручек, ни косяков, никаких элементов дверей.
— Внимание, — дал я негромкую команду, — всем прислониться к стене и слушать.
Не может же быть, что мы оказались в центре какой-то горы, которая поглотила нас навсегда. Где-то кипит жизнь. Любая жизнь бьет ключом и стук этого ключа раздается по всей нашей планете. Я уж не буду говорить, как стук этого ключа отзывается в голове каждого человека.
Если внимательно слушать тишину, то можно услышать очень многое. Во-первых, человек услышит именно то, что он хотел услышать. Это будет либо слуховая галлюцинация, либо действительно то, к чему он стремился. Во-вторых, он может услышать то, чего бы он не хотел никогда услышать. Но на то она и тишина, чтобы как магнитом притягивать к себе различные звуки. Иногда слово, произнесенное шепотом на другом краю планеты, вдруг раздается трубным гласом прямо у вас пере ухом. Физики называют это явление дифракцией и интерференцией, то есть огибанием волн и их наложением друг на друга. А иногда звук перемещает свет посредством поверхностных акустических волн, своего рода «землетрясения», происходящего на наноразмерном уровне. Поэтому в полной темноте и в тишине можно увидеть и свет, взявшийся из ниоткуда и ушедший в никуда. Так и мы ждали чего неведомого от темноты и тишины.
— Так, кто тут набздел? — раздался серьезный голос старого чекиста Гудымы и одновременно смех молодых ребят. — Так вот как на самом деле пахнет Дух Святой, — сказал он и все явственно почувствовали запах сероводорода, характерный для вокзальных туалетов или придорожных сортиров в виде деревянной будочки с жердочкой, которых немало на просторах нашей необъятной родины.
— А действительно пахнет как у нас в Люберцах, — сказал один из омоновцев.
— Чем тебе родной запах не нравится? — съязвил один из его коллег. — Ты хочешь, чтобы в ваших Люберцах французскими духами пахло?
— Хватит, мужики, — сказал я, — ищите щель, в которую струится запах.
Вот тебе и физика. Ищешь всякие там волновые явления, а тут легкий аромат, который при усилении превращается в обыкновенную вонь. Если взять ингредиенты, из которых изготавливаются тончайшие духи и предъявить их модникам и модницам в естественной упаковке, то вряд ли они стали бы использовать их в несоединенном виде. Точно так же делаются и всякие элитны колбасы. Даже тончайшие коллекционные вина получаются только тогда, когда потнючий конюх Франсуа, Жан, Гильермо и прочие начнут мять своими грязными ногами сорванный виноград, потому что этот пот и является тем самым катализатором для изготовления вина. Цимес, не зря это слово обозначает именно «то, что надо». Конечно, производители начнут отнекиваться от этого, интригуя какими-то вековыми секретами виноделия или колбасопроизводства, но мы-то знаем, о чем говорим.