Как русскому патриоту, мне тоже хотелось, чтобы весь мир говорил на русском языке. Это у нас в крови так. Еще Гаврила Романович Державин, восхитившийся молодым Пушкиным, говорит, что славяно-российский язык, по свидетельству самих иностранных эстетиков, не уступает ни в мужестве латинскому, ни в плавности греческому, превосходя все европейские итальянский, французский и испанский, кольми паче немецкий.
— Кто здесь кто? — спросил я у Савелия.
— О, многих, вероятно, вы знаете, — сказал ангел, — вот наши, впереди Сталин, за ним Хрущев, Молотов, Маленков, Каганович, Берия, Суслов, Поспелов, примкнувший к ним Шепилов, Ворошилов, Вышинский. А вот американцы. Впереди Рейган, за ним Рузвельт, потом Гарри Трумен, Эйзенхауэр, Кеннеди, Паттон, Макартур, Нимиц, Джеймс Форрестол, это тот, который выбросился из окна с криком «русские идут». А вот англичане. Впереди Альфред Великий, рядом с ним король Генрих восьмой, сзади Джон Леннон с Уинстоном Черчиллем, Нельсон, Уильям Питт старший, Ллойд-Джордж, Чемберлен…
— А что это они все в одном возрасте, — спросил наблюдательный чекист Гудыма, — и как вы их всех различаете, они же такие же лысые, как и мы?
— А здесь порядок такой, — сказал ангел, — как кто сюда попадает, так ему сразу дается пятьдесят лет земного возраста. Кому меньше пятидесяти, тому добавляют, кому больше — отнимают. У всех возраст одинаковый. И вес тоже.
— А это как? — полюбопытствовал я.
— А хрен его знает, — просто сказал Савелий. — Небесные технологии.
— А как вот эти все в рай попали? — спросил я. — Им всем место только в аду.
— Как бы не так, — возразил ангел Савелий, — они в большинстве своем по должности тут находятся. Потом лауреаты всякие. Дворяне скрытые и открытые. Цари и императоры. Трубадуры и певцы. Сочинители панегириков великим людям. Режиссеры киношные. Вон идет Хичкок. Это он там был Хичкок, а здесь так себе, плюнь и разотри.
— Это же не справедливо, — возмутился я. — А как те праведники, которые жизнью своей заслужили себе рай?
— Погоди, — успокоил меня Савелий, — поживешь здесь, тогда и узнаешь, кому из них повезло. А сейчас пойдем, я вам ваше стойло покажу.
— Какое стойло? — завозмущался Гудыма. — Мы что, скотина какая?
— Это я так сказал, по-кавалерийски, — поправился Савелий, — хату вашу покажу. У нас здесь полный коммунизм. Как классики хотели, так все Господь и сделал. Каждому столько же, сколько и другому, и никакой отдачи не надо. Главное, что ни у кого нет зависти к другому. Никто и никому не строит козни, не ставит ножку на пути внедрения нового. Не доносит на ближнего своего. Нет никаких партий, классов, нет межпартийной и классовой борьбы. Главное, что нет никаких войн. Как это по-нашенски? С неба звездочка упала прямо к милому в штаны. Чего там дальше — забыл, а вот концовка примечательная: лишь бы не было войны.
Мы шли по дорожке, никого не обгоняя, и я заметил, что навстречу нам никто не идет. Все идут в одном направлении. Любой политик мог бы сказать: «Верной дорогой идете, товарищи!»
Наконец мы подошли к огромному двенадцатиэтажному дому. Рядом стояли два таких же дома и больше никаких строений не видно.
— Наверное, в этих домах пятьсот этажей вниз, — подумал я.
— В доме нет никаких подземных этажей и других сооружений, — эхом откликнулся Савелий.
Поднявшись на пятый этаж, ангел предложил нам пройти сквозь дымку там, где по логике должна быть дверь.
Мы вошли и очутились в пустой комнате, где ничего не было, кроме окна без ручек, без защелок-шпингалетов и форточек.
— Так, — сказал я, — а где наши кровати, где санузел, где кухня или столовая, где все питаются?
— А это все без надобности, — сказал Савелий, — райские души не спят, не едят и в туалет не ходят. Надобности нет.
— Как это надобности нет? — подключился старый чекист, жалея, что отдал свой маузер апостолу Петру.
— Все очень просто друзья, — улыбнулся Савелий, — питание постоянное Святым духом. Сколько хотите, столько и поглощайте, а выпускать Святой дух через заднее место, это, скажу я вам, очень даже кощунственно.
— А вдруг захочется? — спросил я.
— Не захочется, — отрезал Савелий. — Никому не хочется и вам не захочется.
— Хорошо, — сказал я, — а что нам делать?
— А чего хотите, то и делайте, — сказал ангел. — Только предупрежу вас. Здесь нет ни промышленных предприятий, ни учреждений торговли. Кинотеатров и театров, а тем более цирков разных здесь не предусмотрено. Базаров нет. Автобусов и так си тоже. Так же нет самолетов и железных дорог. Животных здесь вообще нет, они находятся в своем, в животном раю, там все твари и обитают. Библиотек тоже нет. Кружков по интересам тоже нет. Магазинов нет. Спиртных напитков и табачных изделий нет. Деревья ломать нельзя, траву на газонах рвать нельзя. Драться и ругаться с другими душами нельзя.
— А что же можно? — спросил Гудыма.
— Все можно, кроме вышеперечисленного, — сказал Савелий и пошел к сизой дымке выхода.
— Эй, — окликнул я его, — а вдруг нам что-нибудь понадобится? Куда нам обращаться?
— Ничего вам не понадобится, — сказал ангел и ушел.
Я сразу выглянул за ним и никого не увидел. Даже запахов никаких. Интересно, а как пахнет Дух Святой?
— Что делать будем? — спросил я Гудыму. — Как тебе коммунизм понравился? А ты подумал, когда за коммунизм агитировал, как бы вы здесь всю Россию разместили? Всю нашу лапотную и посконную Россию. Можешь возражать мне, и я с тобой соглашусь, что сейчас русские щи смартфонами хлебают, а сущности лапотной так и не поменяли. Как говаривала Раневская, на голодный желудок русский человек ничего делать и думать не хочет, а на сытый — не может.